Андрей Семёнов: Власть в целом воспринимается негативно, в президент — позитивно
— Андрей, вы являетесь одним из участников проекта, реализуемого ЦСИПИ, под названием «Политика в тяжёлые времена». Расскажите, пожалуйста, о результатах этого исследования. Как экономический кризис в России повлиял на отношение граждан к руководству страны и ассоциируют ли они власть с успехами и провалами в экономике?
— Начну с предыстории проекта. В декабре 2014 года, когда обвалился курс рубля и вышла статистика по снижению уровня ВВП и реальных зарплат, мы с коллегой из Высшей школы экономики Еленой Сироткиной отметили для себя тот факт, что ситуация в экономике ухудшается, а рейтинг президента не падает, колеблясь между значениями 82—86%. Нас заинтересовало, почему рационально действующие люди, у которых в кошельке становится меньше денег, не пересматривают своё отношение к ключевым игрокам и институтам власти. В 2015 году мы подали заявку в Российский гуманитарный научный фонд на финансирование исследования, суть которого сводилась к поиску ответа на вопрос, накажут ли граждане власть за кризис, и она была поддержана фондом.
Для измерения агрегированных настроений граждан Аналитический центр Юрия Левады в августе 2016-го провёл по нашему заказу социологический опрос, а в этом году мы собрали шесть фокус-групповых дискуссий (две в Перми, две в Санкт-Петербурге, по одной в Москве и Саранске). На фокус-группах мы обсуждали, как вообще люди воспринимают кризис и ответственность власти, а также анализировали динамику внутри разных групп.
Данные, полученные в результате использования этих инструментов, где-то стыкуются, а где-то нет, но некоторые общие тенденции можно вывести. В опрос мы включили эксперимент, разделив всех респондентов на четыре группы случайным образом (это называется рандомизацией), каждой из которых задавался определённый информационный контекст. Первой группе — в виде вопроса про Крым, второй — про экономический кризис, третьей — оба вопроса, а четвёртой — ни одного из двух, она выступала как контрольная. Потом замеряли оценку эффективности институтов власти по стандартной шкале.
Результаты оказались такими: президенту достались все лавры за внешнюю и экономическую политику государства. В той группе, которой задавался вопрос про кризис, как это ни парадоксально, рейтинг президента даже вырастал. А вот правительству и Госдуме постоянно попадало: группа, которой задавался вопрос про экономический кризис, была наиболее критично настроена по отношению к этим институтам, причём к правительству в меньшей степени, чем к Госдуме. Она воспринимается крайне негативно.
— Какая была выборка респондентов?
— Выборка всероссийская, репрезентативная — 1601 респондент. При этом, что очень важно для исследования, экспериментальные группы внутри оказались однородными. Это условие позволяет нам утверждать, что различия в оценках эффективности нельзя объяснить какими-то другими причинами (полом, возрастом, образованием), кроме информационного стимула. Наш посыл, что кризис есть, оказался состоятельным: 86% опрошенных ответили на вопрос о его наличии положительно.
Во время дискуссий в фокус-группах мы пытались понять, какая рациональность стоит за тем, что есть президент, который всегда хороший, и есть остальные органы власти, которые в ответе за всё плохое. Здесь важно было обеспечить вариативность состава участников фокус-групп. В Перми мы провели одну дискуссию для молодёжи, другая группа состояла в основном из взрослых людей. В Питере группы формировались по принципу «те, кто смотрят телевизор» и «те, кто не смотрят». Москва интересовала нас как продвинутый регион, Саранск — как отстающий.
— Есть ли корреляция в восприятии власти в зависимости от возраста, от включённости в телевизионную повестку, от уровня дохода?
— Некоторые связи существуют. Например, молодёжь в среднем оценивает эффективность власти выше. В группах, которые считают, что новости на федеральных каналах подаются эффективно, оценка эффективности также выше.
Серьёзных различий в оценке эффективности в зависимости от уровня доходов мы не нашли. Зато на фокус-группах подтвердилась иерархия степени ответственности. Все участники выделяли президента в отдельную категорию.
Однако существенной проблемой для нас оказались различия в понимании того, что представляет собой экономический кризис. Зачастую, даже не обращая внимания на слово «текущий» в приставке к кризису, участники начинали говорить про ситуацию 1998 года, кто-то вспоминал перестройку и развал СССР, кто-то — 2008—2009 годы. Иными словами, для многих участников текущий кризис — это продолжение или отголосок прошлых.
В то же время некоторые представители высокодоходных групп в Москве и Санкт-Петербурге вообще с удивлением реагировали на вопрос про кризис: «О чём вы говорите? У нас всё хорошо! EBITDA растёт, налоговые отчисления в бюджет увеличиваются».
Как бы то ни было, большинство связывали кризис с коррупцией и воспринимали его как нечто, что мешает двигаться дальше, тормозит развитие. И тут в очередной раз президент выходит сухим из воды: в ответах на вопрос, кто всё-таки несёт ответственность за предпосылки, президент если и фигурировал, то в контексте того, что он не может за всем уследить. Формулировки были примерно такие: «Ну как президент в коррупцию вовлечён? Ну не тех лиц назначает в правительство, недостаточно контролирует своих подчинённых…» Очень упрощая: царь — хороший, бояре — плохие.
— Чем вы объясните такое отношение к правителю? Это результат исторического наследия, культурных кодов, вшитых в сознание российского человека, воздействия государственной пропаганды?
— Как в любом научном исследовании, по итогам его проведения у нас появилось больше вопросов, чем ответов. Да, иерархия оценки эффективности институтов проявилась наиболее ярко. Есть устоявшийся стереотип восприятия президента, правительства, Госдумы. Власть в целом воспринимается негативно, а президент, являющийся её частью, — позитивно.
Жительница Санкт-Петербурга дала необычное определение, она сказала: «Власть — это то, что делает мне больно». Такое отношение можно объяснить тем, что она имела печальный опыт взаимодействия с органами социальной защиты населения, но показательно то, что никто из других участников фокус-группы не опроверг её позиции. Как минимум — не стали спорить. Представители бизнеса говорили о проверках со стороны власти, об административных барьерах и т. д. То есть они тоже испытывают негативные эмоции по поводу этого института. Любопытно вели себя работники бюджетной сферы. Когда кто-то начинал критиковать правительство, они брали слово и выступали в защиту своего ведомства, например.
Одна из гипотез возникновения стереотипа по поводу президента заключается в том, что есть зависимость между количеством, качеством и восприятием этого качества: президент один, в правительстве несколько десятков человек, в Госдуме 450 депутатов. Чем больше людей, тем сложнее за ними уследить и тем туманнее представление об их деятельности.
— Молодёжь интересуется политикой или она ей безразлична?
— Есть такие люди, которые совершенно индифферентны. И это нормально. В фокус-группе они сглаживали противоречия между сторонниками «Единой России», Путина и оппозиционно настроенными, участвующими в митингах против власти и коррупции. Был представлен весь спектр. Однако сказать, что многие политизированы и готовы что-то предпринимать, нельзя.
— В следующем году в выборах смогут участвовать те, кто родился в 2000-м и не видел другой России, кроме России Путина. Как вы считаете, это отразилось на их восприятии власти?
— Многие действительно упоминали, что вся их жизнь прошла при Путине. Некоторые уже участвовали в выборах 2016 года и в сентябрьских выборах нынче. При этом сложно сказать, наложило ли это обстоятельство на них какой-то отпечаток.
Дискуссия о том, чем нынешнее поколение отличается от предыдущих, происходит всегда. Серьёзных различий между родившимися на рубеже веков и людьми среднего возраста я не заметил. Есть разрыв между 20-летними и пенсионерами, но он должен быть. У каждого поколения имеется свой уникальный опыт.
2024 годом мало кто живёт. Долгосрочные планы типа «при Путине» и «после Путина» строят инвесторы, бизнесмены, политики. У обычных граждан простые заботы, они живут повседневностью: детей в садик надо отдать, тротуары не чищены, работу потеряли и т. д. Это отдельная тема для изучения — как российские граждане воспринимают течение времени.
ВЫНОС: Нас заинтересовало, почему рационально действующие люди, у которых в кошельке становится меньше денег, не пересматривают своё отношение к ключевым игрокам и институтам власти
|